«Экспедиция никогда прежде не бывалая»
Под руководством Гмелина должны были составляться «проспекты стран, рек и разных вещей, примечания достойных».
'По мнению Академии наук, ученые, отправлявшиеся в Камчатскую экспедицию, не должны были зависеть от местных властей в постановке исследований или производстве наблюдений. «И потому нужно будет, чтоб над профессорами никакого начальства и правительства не имели в тех делах, которые до наук принадлежат. Кирилов обязал помогать ученым в организации исследований. Это распоряжение принесло чрезвычайно большую пользу науке. От Волги до Камчатки была создана метеорологическая сеть из 24 станций, равной которой не было в мире.
Главное место в программе деятельности второй Камчатской экспедиции должно было занимать исследование Сибири, Дальнего Востока, Арктики, Японии, Северо-Западной Америки в географическом, геологическом, физическом, ботаническом, зоологическом, этнографическом отношениях.
Наряду с организацией плаваний от Камчатки до Америки, от Охотска до Японии особое значение Русское государство придавало исследованию Северного морского прохода из Архангельска в Тихий океан. «В ряде славных задач, поставленных государством Камчатской экспедиции,— писал ее участник Свен Ваксель,— было исследование побережья от Новой Земли до самой восточной оконечности Азии — Чукотского Носа, т. е., иначе говоря, всего побережья Ледовитого моря.
При этом государство не щадило ни денег, ни людей, а щедро снабдило экспедицию во славу страны всем необходимым, чтобы добыть достоверные сведения о неизвестных в то время странах, не открытых еще землях и берегах.
Во всем этом не было никакой другой скрытой цели, кроме пользы и помощи науке общей географии: надо было разбудить ученый мир от сна, в котором он покоился так долго — собственно, еще до настоящего времени.
В то самое время, когда шла энергичная подготовка к экспедиции, включенный Академией наук в ее состав Гмелин неожиданно заболел. Вместо него Беринг рекомендовал Кирилову пригласить профессора Г. Ф. Миллера.
Герарду Фридриху Миллеру было 20 лет, когда он приехал 5 ноября 1725 г. из Лейпцига в Петербург. Он был определен студентом в академию, посещал академические собрания, а также преподавал историю, географию и латинский язык в академической гимназии. В 1728 г. Миллера переводят в архив и затем поручают составление «Санкт-Петербургских ведомостей», которые сразу же завоевывают большую популярность у читателей. После того как Миллер был удостоен звания профессора, он принял решение посвятить себя изучению русской истории, сделать ее известной в других странах. «Смелое предприятие,— писал Миллер.— Я еще ничего не сделал в этой области и был еще не совсем опытен в русском языке, однако полагался на мои литературные познания п на мое знакомство с теми из находившихся в академической библиотеке книгами и рукописями, которые я учился переводить при помощи переводчика».
Вскоре Миллер прочел два доклада о разработке важнейших событий русской истории, которые были положительно оценены учеными. Будучи человеком необычайно деятельным, он приступил к изучению и переводу «русских летописей и других исторических рукописей» на европейские языки. Именно в это время судьба свела его с Берингом. «Капитан-командор Беринг, с которым я был хорошо знаком,— писал Миллер,— возбудил во мне охоту к путешествию еще тогда, когда к тому не представлялось для меня никакой вероятности. Обер-секретарь Кирилов, которому Беринг передал о том, пожелал, чтобы я предложил себя в академии вместо Гмелина. Теперь не встретилось этому никакого препятствия. 26 февраля 1733 года дело было письменно представлено сенату, а 23 марта получено было оттуда разрешение...
Никогда потом не имел я повода раскаиваться в моей решимости, даже и во время тяжкой моей болезни, которую выдержал в Сибири. Скорее, видел я в том, как бы предопределение, потому что этим путешествием впервые сделался полезным Российскому государству, и без этих странствий мне было бы трудно добыть приобретенные мною знания».